Лето любви

Затворяют ворота. Затихает «ра-та-та, ра-та-та, ра-та-та». Тише топот, ближе ночь, охотники умчались прочь-прочь, прочь-прочь. Егеря и господа ускакали в города. Я один, как Боже мой, стою в моем полночном краю… Кто разделит этот поздний пир со мной? Последние деньки о раю, в раю, в раю. Вот награда — за труды! Вот рачения плоды! Увлажняя мне виски, туман крадется в келью мою… Кто намажет на ломоть моей тоски немножечко любви в раю, в раю, в раю?..

(прим.— тут всё сбивается, все начинают играть как попало)

— Ну, что это такое? Стоп! Стоп! Что это такое? Ну, в чем дело?
— Это вдогонку!
— Вот спасибо огромное, сегодня — особенное спасибо!
— Пожалуйста! От всего сердца!
— Слушайте. Вы мне можете объяснить…
— Что тебе нужно объяснять?
— Почему сегодня, когда мы пишем юбилейный альбом, мы не можем нормально отработать?
— Потому что с тобой нельзя нормально работать!
— Вадька, оставь его в покое, Вадь!
— Что значит, я его должен в покое оставить? Да пошел он в жопу! Я его оставлю в покое…
— Ничего себе!
— О, стоит, смотрит на меня своими глазами… совиными.
— Да Бог с ним, Вадь!
— Дорогие слушатели, извините, сейчас, не выключайте пока пластинку, сейчас мы все допишем! Ребята, почему мы не можем договориться и нормально доработать?
— Ты хочешь, чтоб тебе объяснили?
— Да!
— Ты скажи: «Хочу!» Нет, подожди, подожди, пусть он скажет: «Хочу!»
— Да, я хочу, чтобы мне объяснили!
— Он хочет! Давай на три-четыре, идет?
— Три-четыре,

— Леша, дорогой, да ты же нас обидел!
— Как это?
— А так это, в натуральном виде: типа ты один такой страдалец за любовь, а все, бля, гопники!
— Да ну, да я не то имел в виду!
— Что ты имел в своем виду, расскажешь маме с папой.
— Да что вы, ребята!
— Какие мы те, на фиг, ребята? Ребята все покакали и спят, а тут паши, как на субботнике!
— О Боже, что же это…
— «Что же, что же!» Это то, что достал уже количеством идей, за эти годы как мы только ни морочили людей!
— Чего?
— На репетициях бардак, ничто не строит! И духан, как в лыжной секции!
— Но братцы, там же нету вентиляции…
— И, главное, кто тебе сказал, что ты хоть чем-то лучше прочих? Только потому, что срифмовал пару строчек?
— Что?
— Кто те дал право так — со сцены! — излагать свои корявые концепции?
— Павлик!!! Что ты говоришь, Павлик!

— И вот он мучится и мучится: чего бы наплести? И вот он учит всех и учит, прямо ангел во плоти.— Уже и крылья, как у ангела, и кудри, блин! — И брови, как у Брежнева!
— Причем тут Брежнев? При чем тут Брежнев?
— При том, что каждый, понимаешь, мало-мальский мальчик, только у него оттопырится пальчик, мац его в чернила и давай-давай махать у носа ближнего!
— Я не хочу это слышать… Но все же я считаю, все же нужно как-то терпимей!
— Хватит, натерпелись!
— Что ж это — между своими… Прямо-то поперло-то говно-то, и поперло прямо, Господи!
— Однако, ты смотри, какой Плевако!
— Да что, куда ты лезешь, старый!
— Это что значит «старый»?
— Ты бы лучше последил бы за своею гитарой…
— Ну это ж надо ж, между нами попадаются такие удивительные особи!
— Ты что, ты думаешь, он хочет докричаться до Бога? 
— Хрен-то! 
— И ничего тут, кроме понта, нету! Ты погляди на эту рожу повнимательней!
— Ну, что ж вы злые-то такие, как побитые ногами?
— А что, ты хочешь, чтоб мы прыгали, как мишки Гамми?
— Короче, все, давай на коду, закругляем это все к едреней матери! Всё! Я сказал, всё! Идиоты…
— Постойте, ребята, постойте… О' кей, все так… О' кей, все так, спасибо вам за правду, друзья…
— Ja-ja…
— Все, что было у меня — все засранство и фигня. Что-то в этом роде ждал — и вот, умытый правдой, стою… Не случайно эту песню я назвал «Последние деньки в раю». Ах, я был не прав, ломясь в небесные твердыни! Мой несносный нрав подвел меня под грех гордыни! Ангелы